Наконец Владимир и греческие монахи повернулись к Тибору. Глазам их предстало поистине устрашающее зрелище. Тибор был с ног до головы забрызган грязью и землей, его левую щеку от уголка глаза до подбородка пересекал страшный чуть заживший шрам, от которого теперь осталась бледная полоса сросшихся тканей, рассеченных, видимо, почти до кости. Он отправлялся в поход крестьянином, а вернулся совершенно другим человеком.

Высокомерный взгляд желтых немигающих глаз из-под почти сросшихся на переносице густых бровей, крючковатый нос, надменный вид делали его похожим на ястреба. У него теперь были усы и неровно подрезанная всклокоченная борода. На нем также было украшенное золотом и серебром вооружение какого-то печенежского вождя, а в мочке левого уха — серьга с драгоценным камнем. Он сбрил волосы на голове, оставив две черные пряди на висках, которые свисали по бокам, как и у многих благородных людей того времени. Величественный и надменный, он, казалось, не обращал никакого внимания на окружение и не сознавал, что находится в святом месте.

— Вот теперь я вижу, каков ты на самом деле, Тибор-валах, — зашипел на него князь. — Разве ты не боишься истинного Бога нашего? Разве не трепещешь ты пред крестом Господним? Я молился об освобождении нашем, а ты!..

— А я принес его тебе, — голос Тибора был полон коварной злобы. Он вытряхнул на каменные плиты содержимое мешка. Княжеская свита и киевская знать, стоявшие позади правителя, ахнули и буквально задохнулись от ужаса. У ног Владимира на полу белела груда костей.

— Что это? — поперхнувшись, спросил князь. — Что это такое?

— Пальцы, — ответил Тибор. — Я выварил с них плоть, чтобы не оскорбляли они твой нос смердением своим. Печенеги отброшены назад и заперты между Бугом, Днестром и морем. Армия твоих бояр сторожит их там. Надеюсь, что теперь они справятся без меня и моих людей. Потому что до меня дошли слухи, что с востока на нас словно ветер надвигаются половцы. И в Турции армия готовится к войне!

— До тебя дошли слухи? До тебя?!! Так, значит, ты теперь могущественный воевода? Значит, ты теперь считаешь себя равным мне, Владимиру? И что ты имел в виду, говоря «я и мои люди»? Те двести ратников, что пришли вместе с тобой, принадлежат мне!

При этих словах Тибор сделал глубокий вдох и выступил вперед. Последовала минутная пауза, потом он низко, но неуклюже поклонился и произнес:

— Да, конечно, князь, они принадлежат тебе. Так же, как и восемьдесят беглецов, которых я превратил в настоящих воинов. Все они тоже твои. А что касается слухов, которые до меня дошли, то пусть я оглохну, если сказал тебе не правду. Просто я выполнил свою задачу на юге и подумал, что буду нужен тебе здесь. В Киеве осталось слишком мало воинов, а границы Руси обширны...

Глаза князя по-прежнему оставались полуприкрытыми.

— Так, говоришь, печенегов загнали в ловушку? И в этом прежде всего твоя заслуга?

— Положа руку на сердце, да. В этом и во многом другом.

— И ты без потерь привел обратно свой отряд?

— Несколько человек погибли, — пожав плечами ответил Тибор. — Но я привел на смену им восемьдесят ратников.

— Покажи мне их.

Через большую дверь они вышли на широкие ступени церкви, перед которой на площади в молчании ожидали пришедшие с Тибором люди. Все они были вооружены до зубов и выглядели весьма свирепо, часть сидели верхом, но большинство были пешими. Это были все те же мелкие людишки, которые уходили в поход вместе с Тибором, но теперь уже они выглядели далеко не так жалко. На трех флагштоках развевался штандарт Тибора с изображением золотого дракона и сидящей на его спине летучей мыши с сердоликовыми глазами.

Увидев его, Владимир кивнул головой.

— Твой символ, — угрюмо сказал он, — летучая мышь.

— Да, это черная летучая мышь валахов, — ответил Тибор.

— Но она расположена сверху, над драконом, — вмешался в разговор один из монахов.

— А ты бы хотел, чтобы дракон облил мочой мою летучую мышь? — по-волчьи оскалившись, спросил Тибор.

Монахи отвели князя в сторону, а Тибор остался ждать. Он не слышал, о чем шел разговор, но достаточно ясно мог представить себе, о чем шла речь.

— Эти люди безгранично ему преданы, — наверное, шептал старший из монахов с характерной для греков хитростью. — Это может обернуться крупными неприятностями.

Владимир:

— Почему тебя это беспокоит? У меня в городе впятеро больше людей.

Грек:

— Но эти ратники испытаны в боях. Они настоящие воины.

Владимир:

— О чем ты говоришь? Разве пристало мне бояться его? Во мне течет кровь варягов, и я никого не боюсь!

Грек:

— Конечно же, нет! Но... этот человек ставит себя слишком уж высоко, он забывает о своем истинном положении. Не следует ли нам дать ему какое-нибудь задание и отправить вместе с ним часть его людей, оставив остальных для защиты города? Таким образом, в его отсутствие их преданность неизбежно обратится на тебя.

Еще больше сощурив глаза, Владимир Святославич одобрительно кивает:

— Я все понял. Думаю, что ты прав, лучше от него избавиться. Эти валахи очень хитрый народ. Слишком уж себе на уме... — И громко, обращаясь к воеводе, говорит:

— Тибор, сегодня вечером в своих палатах я буду чествовать тебя. Тебя и пятерых твоих лучших воинов. Тогда ты и расскажешь мне подробно о своих победах. Но учти, там будут присутствовать женщины, поэтому вымойся, приведи себя в порядок и оставь дома оружие.

Отвесив легкий поклон, Тибор попятился назад, спустился по ступенькам, присоединился к своему отряду и повел его прочь. Покидая площадь, воины по его команде вскинули вверх оружие и издали приветственный клич:

«Да здравствует князь Владимир!» И при свете осеннего утра они ушли в Киев — так назывался этот стоявший у края леса город.

* * *

Несмотря на потревожившее его непрошенное вмешательство, подземный обитатель склепа продолжал дремать. Вскоре наступит ночь, а Тибор был столь же чувствителен к ее приходу, как петух к восходу солнца, но пока что он спал и видел свои сны.

...Собираясь в тот вечер в княжеский дворец — просторные палаты с каменными очагами в каждом помещении, где жарко горят дрова, смоченные ароматическими веществами, — Тибор под богатый красный наряд, доставшийся ему от какого-то знатного печенега, надел чистую, но простую рубаху. Он вымылся и надушился, кожа его блестела, а передние пряди волос были напомажены. Выглядел он весьма представительно. Воины его тоже были чистыми и аккуратно одетыми. Несмотря на то, что они относились к нему с явным почтением, Тибор обращался с ними запросто, Но при этом был вежлив с женщинами и внимателен к князю.

Возможно (во всяком случае, так впоследствии решил для себя Тибор), что князь испытывал сомнения и колебался: с одной стороны, валах проявил себя как храбрый воин, умелый военачальник. Он по праву достоин был титула боярина, ему следовало в награду подарить во владение земли. Любой человек будет драться с еще большей отвагой, если станет защищать свою собственность. Но в то же время в Тиборе была заключена какая-то темная тайна, очень беспокоившая князя. А потому, вполне возможно, ему стоит прислушаться к совету греческого монаха.

— А теперь расскажи мне, Тибор-валах, как дрался ты с печенегами, — обратился князь за пиршественным столом к воеводе.

Перед гостями стояли разнообразные блюда: греческие сосиски, завернутые в виноградные листья, мясные туши, зажаренные по рецептам викингов, гуляши, дымившиеся в огромных горшках. Меды и вина лились рекой. Сидевшие за столом с увлечением разделывали ножами огромные куски мяса, лежавшие перед ними. Все были Заняты едой, и лишь изредка перебрасывались между собой короткими фразами.

Тибор заговорил, практически не повышая голоса, но при этом его речь отчетливо слышна была всем. И постепенно за столом все стихло.

— Печенеги шли на нас небольшими отрядами, или племенами. У них нет единой мощной армии, племена не заключают союзов. У каждого из них свой вождь, и все вожди враждуют между собой. Земляные укрепления русских на границе лесов и степей стали для печенегов непреодолимым препятствием именно потому, что среди них не было единства. Если бы они наступали вместе, то смогли бы преодолеть зубчатые стены и перебраться через реку за один день, сметя все на своем пути. Но они лишь беспорядочно атаковали наши укрепления и вертелись вокруг них, удовлетворяясь тем, что удавалось награбить на скорую руку во время коротких бросков на восток или запад. Таким образом им удалось окружить Коломию на нашем западном фланге. Они переправились через Прут при свете дня, спрятались в лесу, а отдохнув там ночь, на рассвете атаковали. Таковы их методы, с помощью которых они постепенно захватывали наши земли.